тема обстановки меня не отпускает, совсем
наверное потому, что пока меня не было в городе, здесь поменяли абсолютно всю мебель
кроме той самой койки
сюрприз, что называется
порылись в вещах, разгребли фотографии, наверняка прочитали какие-то записи в дневниках
мне не хочется прикасаться ни к одному из них
не то, чтобы осквернили, но они теперь стали холодными и обугленными
и вот меня нет в предметах, нет в обязательствах перед кем-то, нет в людях - сейчас такое время, когда мои близкие разошлись по своим натянутым ниточкам и им нужен период сосредоточения, я не стану их отвлекать
таким образом, я сам для себя, меня как будто отдали в собственные руки
это поразительно, мне кажется я давно не испытывал такого чистого чувства себя в этом мире
на полу шелестят тени листьев вперемешку с солнечными пятнами, за окном невидимые звуки стройки гремят железными сваями, сосед тренирует игру на саксофоне, а я как белый лист, на который всё это накидали эскизом
-Знаешь, когда я был ребёнком, в детстве у нашего дома в Кадакесе была разрушенная башня - ты увидишь её, когда приедешь.
-А я приеду?
-Конечно, на этих каникулах. Ты должен поехать. Я сидел на этой башне и рисовал, рисовал, рисовал; я подолгу не спускался вниз. Только представь: голодный парень, тощий, похожий на креветку, пахнущий морем - я не спускался с неё ни зимой, ни летом. Понимаешь, тогда я понял, что если я собираюсь быть не таким как все, исключительным, если я должен остаться в памяти людей, я должен идти дальше, за границы дозволенного в искусстве, в жизни - во всём, что они считают настоящим - в морали и безнравственности, в хорошем и плохом. Я, мы должны порвать всё на части, мы должны идти дальше, мы должны быть смелыми, Федерико.
-Никаких границ?
-Никаких границ.